Пиранья. Алмазный спецназ - Страница 52

Мазур покосился на нее, фыркнул:

– Могли сделать и почище.

– Как это?

– Порчу на нас навести, скажем. Вот шагаем мы как ни в чем не бывало, а порча нас уже достала, прижилась в организме, жрет потихоньку...

Анка так и вскинулась:

– Поди ты с такими шуточками! Накличешь еще что-нибудь такое...

Судя по ее озабоченному лицу, она после вчерашнего уже гораздо серьезнее относилась ко «всякой мистике». Впрочем, Мазур и сам пожалел уже, что взялся шутить на такую тему: как-никак не в цивилизованных местах сидишь у камина с бокалом в руке, а тащишься по африканским дебрям, где случается такое, что способно переубедить самого завзятого скептика...

– Вообще-то... – начал Мазур.

И не закончил. Шарахнулся вправо, вскинув автомат, успев свистом сквозь зубы и скупым жестом дать Анке приказ убраться с тропы. Прекрасно уловив смысл, она юркнула за дерево, встала к нему боком, вскинув автомат. Вопросительно воззрилась на Мазура. Сам он смотрел вперед, где за корявым стволом толщиной в два обхвата тускло поблескивало нечто, как две капли воды похожее на ствол ружья – именно что ружья, а не, скажем, автомата или пулемета...

Как он ни вглядывался, нигде не смог высмотреть д р у г и х. Прятавшийся за деревом субъект был один-одинешенек. В ответ на нетерпеливый взгляд Анки Мазур прижал палец к губам, потом сделал энергичный жест, обозначающий «Замри!». Она так и поступила.

В некоторых случаях как раз полезно не кидаться очертя голову в лихую перестрелку или крутой мордобой, а начать войну нервов – брать противника на измор, проверять на выдержку, подождать, у кого первым сдадут нервы. Отступать глупо ввиду явного численного превосходства и лучшей технической оснащенности, а вот детально проверить, с кем на сей раз свела судьба, не помешает. Одинокий вооруженный человек в чащобе может оказаться кем угодно, и не годится оставлять в тылу нечто непонятное, если есть время и возможность вдумчиво допросить…

Тянулись минуты. Мазур застыл, как статуя – и Анка старательно изображала пресловутый шланг. А вот у неизвестного терпежу оказалось гораздо меньше – очень быстро он зашевелился, осторожно выглядывая из-за дерева, глядя в ту сторону, где ни Мазура, ни Анки уже не было. Белый, ага. Одежда добротная, но потрепанная так, что сразу видно: не первую неделю шляется по здешним дебрям. Небрит, собственно, уже почти что бородат. Пушка у него не особенно и крутая...

Перебросив автомат в левую руку, Мазур достал из кобуры револьвер и, практически не целясь, влепил пулю в толстую, собравшуюся затейливыми морщинами кору – всего-то на два пальца повыше замызганной широкополой шляпы.

Реакция получилась ожидаемая – незнакомец присел, аж на корточки плюхнулся, передвигаясь в этом положении задом наперед, проворно убрался за дерево. Не теряя времени, Мазур перебежал меж стволов, заходя с той стороны, откуда его ждать никак не мог. Ускоряя бег, оказался совсем близко, вихрем налетел со спины, свободной рукой вырвал винтовку и отбросил подальше, коленом поддал так, что незнакомец покатился. Остановившись над ним и многозначительно наставив автомат, Мазур свистнул. Почти сразу же подбежала Анка, пылавшая охотничьим азартом.

– Вот такой я гриб нашел, – сказал Мазур.

– Поганенький он какой-то, – сделала вывод Анка, критически обозрев пленного, – недокормленный.

Мазур, убедившись, что в окрестностях больше никого нет, присмотрелся к добыче внимательнее. Трофей так и лежал навзничь, таращась на Мазура со вполне понятным испугом. Что интересно, мокрый по пояс и даже выше – река совсем рядом, уж не переправлялся ли с того берега на каком-нибудь подручном средстве? Черный, как грач, на англосакса что-то не похож.

Посредственный ремингтоновский карабин не первой молодости, на поясе, в деревянных ножнах – панга, местное мачете. Тут же валялся и рюкзачок, который Мазур тут же подхватил с земли: вещи многое способны рассказать о своем владельце, тем более в подобных местах...

Кусок жареного мяса в грязной тряпке, пластиковая коробочка с неким подобием аптечки, старый компас, патроны к карабину, совсем немного, жестяная кружка, перочинный нож. И еще – тяжелый мешочек, опять-таки из замызганной ткани.

Развязав его (пленный дернулся, вращая глазами), Мазур присвистнул, понимающе покачал головой. Пригоршня кристаллов розового топаза – не столь уж драгоценный камень, но все же ценится, кое-какую денежку выручить можно. Здесь примерно тысячи на две долларов – для Мазура с его сумкой, конечно, семечки, а для человека бедного и непритязательного чуть ли не состояние. Топазы, конечно же, добыты незаконно – на них, как и на все прочие самоцветы, монополию держит государство, «нелегалку» гребут либо партизаны, либо такие вот одиночки, шарахающиеся от каждого куста...

Все еще усмехаясь – ничего интересного, в общем, – Мазур сложил все назад в рюкзак, обернулся к пленному и осведомился:

– По-английски понимаешь?

– Ну да, – настороженно отозвался тот.

– Последняя фамилия?

После короткого колебания пленник сказал:

– Да Сильва...

На португальца он, в принципе, походил, да и акцент примерно соответствовал. Очень может оказаться, и не врал. А вот на подставу не походил категорически – немалое время нужно, чтобы отрастить такую щетину, привести вещи и одежду в состояние такой замызганности...

Мазур присел рядом, упираясь прикладом автомата в траву. Задушевно спросил:

– Значит, топазы копаем без государственной лицензии? Что-то я лицензии не нашел в вашем, старина, багаже, как, впрочем, и других документов...